Глава 2. Особенности государственного принуждения

2.1. Виды и формы государственного принуждения

По своему конкретному  содержанию государственное принуждение  делится на физическое и психическое (психологическое). Оба эти вида принудительного  воздействия различны по содержанию, но выражают общую сущность. Тот  или иной вид государственного принуждения определяется сферой воздействия на объект.

Мерой физического воздействия  обращены к физической (личной или  материальной) стороне существования  субъекта, в то время как психическое  государственное принуждение непосредственно  обращено на психику человека. Физическое принуждение строго индивидуализировано, а психическое принуждение может быть направлено и на коллектив лиц, хотя и в этом случае оно «рассеивается» по индивидам.

Объект психического государственного принуждения имеет  сложную структуру[10]: в психике человека взаимодействуют рациональная, эмоциональная и волевая сферы. Внешнее поведение людей в индивидуальных поступках или в составе определенной группы продиктовано их внутренней психической деятельностью, при этом волевые акты психики порождаются как мыслями, так и чувствами, взаимовлияющими друг на друга. Воздействуя на разум и чувства извне, можно предопределить волю человека, сформировать её «изнутри» и пробудить к проявлению в виде волевого действия.

Задача психического принуждения состоит в возбуждении такого мотива поведения, который, вступая в борьбу с иными мотивами, должен преодолеть их и склонить субъекта к требуемому поведению. Как правило, это мотив страха перед неблагоприятными последствиями неповиновения, желания избежать их. С внешней стороны он выражается в воздействии на сознание и волю лица правовой нормы или акта ее  применения, содержащих государственно-властный запрет или предписание определенного поведения. Функция психического государственного принуждения - предупреждения правонарушений. Психическое государственное принуждение тесно связано с убеждением.

Непосредственным объектом физического принуждения является физическое бытие субъектов общественной жизни. Физическое государственное  принуждение выражается в физическом воздействии на общественное положение, имущество, денежные средства лиц или их объединений[11]. Воздействуя на этот объект, можно повлиять на сознание лица и таким образом мотивировать необходимое поведение.

Государственное принуждение  бывает правовым и неправовым. Последнее может обернуться произволом государственных органов, ставящих личность в никем и ничем не защищенное положение. Такое принуждение имеет место в государствах с антидемократическим, реакционным режимом — тираническим, деспотическим, тоталитарным.

«Правовым признается государственное принуждение, вид и мера которого строго определены правовыми нормами и которое применяется в процессуальных формах (четких процедурах). Законность, обоснованность и справедливость государственного правового принуждения поддается контролю, оно может быть обжаловано в независимый суд. Уровень правового «насыщения» государственного принуждения обусловлен тем, в какой мере оно:

а) подчинено общим принципам данной правовой системы,

б) является по своим основаниям единым, всеобщим на территории всей страны,

в) нормативно регламентировано по содержанию, пределам и условиям применения,

г) действует через механизм прав и обязанностей, д) оснащено развитыми процессуальными формами».

Чем выше уровень правовой организации  государственного принуждения, тем оно в большей мере выполняет функции позитивного фактора развития общества и в меньшей — выражает произвол и своеволие носителей государственной власти. В правовом и демократическом государстве государственное принуждение может быть только правовым.

Формы государственного правового  принуждения достаточно многообразны. Это меры предупредительного воздействия  — проверка документов с целью  предотвращения правонарушений, прекращение  или ограничение движения транспорта, пешеходов при авариях и стихийных бедствиях и др.; правовое пресечение — административное задержание, привод, обыск и т. д.; меры защиты — восстановление чести и доброго имени и другие виды восстановления нарушенных прав[13].

2.2. Критерии допустимости государственного принуждения

Государственно-правовое принуждение характеризуется столкновением интересов обладающего значительными ресурсами государства и имеющего заведомо меньший запас ресурсов лица или лиц, ему противостоящих.

Потребность в обеспечении защиты последних и возможности реализации индивидами собственных интересов в неравном противостоянии с государством неизбежно ставит вопрос о критериях допустимости государственно-правового принуждения, или власти в форме государственно-правового принуждения. Под ними филологами и юристами понимаются такие характеристики последнего, при наличии которых обществом признает государственно-правовое принуждение приемлемым. Такой подход в полной мере согласуется с гуманистической концепцией функционирования государства и права, где в качестве высшей ценности декларируется человек, его права и свободы, а принуждение в целом оценивается как объективно необходимое, но нежелательное явление.

Оценка обществом, как принуждающим лицом при осуществлении власти в форме государственно-правового принуждения, желательности и нежелательности принуждения связана с таким критерием, как представления членов общества о соответствии власти в форме государственного принуждения имеющимся у них идеалам[14].

С этой точки зрения, при осуществлении государственно-правового принуждения должны соблюдаться требования нравственности как внутренних качеств, которыми руководствуется человек, и правил поведения, определяемых этими качествами. Так, Г. И. Миняшева по данному вопросу указывает, что правоприменитель, в том числе при реализации принудительных мер, не должен переходить границ нравственной допустимости, под которой она понимает «минимум нравственности», разделяющий нравственное и безнравственное.

А. П. Рогов в диссертационном исследовании «Особенности государственного принуждения в правовом государстве» пишет, что допустимость государственного принуждения определяется, в том числе, нравственными требованиями.

Они представляют собой систему общих положений, предписаний и установок, соответствующих национальной культуре и менталитету, формирующих границы государственного принуждения: гуманность, достоинство личности, совесть, справедливость, честь, долг, добросовестность.

Вместе с тем, несмотря на верность предлагаемых исследователями подходов, полагаем указание на нравственность как критерий допустимости государственно-правового принуждения не вполне точным. Нравственность, как в приведенном выше обыденном понимании, так и в предлагаемом философией специальном значении, характеризуется широтой охвата регламентируемых ее нормами отношений. Так, А. А. Гусейнов в статье, посвященной нравственности и морали, прямо указывает на то, что последняя «регулирует поведение во всех сферах общественной жизни».

В свете изложенного предпочтительным видится использование более конкретного, по сравнению с нравственностью, понятия, а именно понятия справедливости, на что верно, по нашему мнению, указывается рядом исследователей. Например, И. П. Жаренов выделяет справедливость как основной критерий правомерности меры принуждения, а точнее - соразмерности обстоятельствам, послужившим основанием реализации государственной власти в форме государственно-правового принуждения. Такую точку зрения разделяют и другие авторы.

Справедливость в обыденном понимании определяется через частную по отношению к нравственности категорию - беспристрастность, а с позиции философии - как нравственная санкция, способ обоснования распределения между индивидами выгод и тягот при совместном существовании в рамках единого социального пространства. Последняя категория обладает большей конкретикой и содержит в себе недвусмысленное указание на регламентацию ассиметричных отношений между принуждающим и принуждаемым. Поэтому ее активно используют в своей аргументации многие современные исследователи, в частности М. М. Магомедрасулов.

К обстоятельствам, позволяющим признавать конкретный акт принуждения справедливым, он относит соответствие негативных последствий принуждения общественной опасности совершенного деяния, то есть применяет к оценке применения мер государственного принуждения критерий соразмерности, отражающий требование справедливости принуждения[15].

По нашему мнению, реализация государственной власти в форме государственно-правового принуждения должна осуществляться с учетом ее соотнесения (соразмерности) с той опасностью, которая объективно исходит для принуждающего лица со стороны принуждаемого лица. Воздействие власти в форме государственно-правового принуждения не должно быть избыточным, то есть не допускать чрезмерной жесткости по отношению к принуждаемому лицу, или слишком мягким. Во-первых, как первое, так и второе не соответствует справедливости - родовой категории для соразмерности в исследуемом значении.

Во-вторых, как первое, так и второе способно инициировать у общества - как у принуждающего лица - делегитимационные тенденции в отношении государства в связи с неудовлетворенностью его функционированием (нарушением прав и свобод отдельного лица - члена общества), необоснованно жесткими мерами принуждения при избыточности властного воздействия в форме государственного принуждения, нарушением прав большинства членов общества несоразмерно мягкими мерами принуждения при недостаточном воздействии власти в форме государственного принуждения. Указанные тенденции впоследствии могут привести к гибели государства, в свою очередь, влекущей за собой невозможность достижение в период его отсутствия справедливости, им гарантированной.

Отметим также, что несмотря на то, что соразмерность способна быть отождествлена с принципом талиона, требующим воздания равным за равное и в этом смысле соразмерным, такое понимание не имеет, по нашему мнению, отношения к нравственности. Во-первых, принцип талиона (око за око, зуб за зуб) при всей своей кажущейся справедливости в действительности не может и не должен учитывать индивидуализирующих ситуацию обстоятельств.

Во-вторых, как отмечает современный философ права Дж. Финнис, этот принцип нацелен на материальное содержание или последствия преступных деяний, а не на их формальную неправомерность (нечестность). Таким образом, принцип талиона не предусматривает соотнесения имеющихся обстоятельств, во всей их полноте, с содержанием преобладающего в обществе нравственного идеала и не осуждает предпочтения неограниченного личного интереса общему благу[16].

Полагаем, что соразмерность, рассматриваемая применительно к вопросу о допустимости государственно-правового принуждения, по своему смыслу ближе к предложенному Ш.-Л. Монтескье в XVIII в. принципу экономии репрессии. Его суть заключается во взаимозависимости интенсивности государственного принуждения и обстоятельств дела во всей полноте, которая устанавливается с учетом существующих в данном обществе нравственных идеалов.

Таким образом, полагаем верным считать соразмерность важным условием, позволяющим отграничивать допустимое государственно-правовое принуждение от недопустимого. Вместе с тем справедливость, по верному замечанию И. П. Жаренова, несводима только к соразмерности. Этот ученый считает структурным элементом справедливости как критерия допустимости государственно­правового принуждения обоснованность его применения. Последнее он определяет как обусловливаемое легитимностью наличие у государства права действовать от имени всего общества для достижения поставленных целей, или, иначе говоря, управомоченность государства (его органов и должностных лиц) обществом на реализацию государственно-правового принуждения.

Полагаем, что с этим следует согласиться, поскольку, как отмечалось выше, именно общество является принуждающим лицом при государственно-правовом принуждении, и к сфере его ведения относится вопрос о принятии или непринятии государством, как реализующим его волю лицом, решения о применение мер государственного принуждения. Неуправомоченность государства обществом на реализацию государственного принуждения влечет недопустимость последнего.

Однако рассматриваемый критерий следует понимать широко, включая в управомоченность не только сам факт наличия у государства делегированного ему обществом права на государственное принуждение, но и основания, и порядок применения государственного принуждения, его содержание. Последние, в свою очередь, основаны на понимаемом в широком смысле праве, являющемся продуктом общества, «средством различения, признания и согласования интересов» его членов. В этом смысле обоснованность (как составная часть справедливости - критерия допустимости государственно-правового принуждения) представляет собой основанность принуждения на понимаемом в широком смысле праве, сообразного и связанного с нравственными требованиями.

Разграничение обоснованности и соразмерности, на наш взгляд, следует проводить так, чтобы включить в содержание обоснованности основанность государственного принуждения на праве («общесоциальном праве»), а в содержание соразмерности - соотнесение государственного принуждения с индивидуализирующими обстоятельствами, которые позволяют корректировать воздействие на принуждаемое лицо в соответствии с предлагаемыми правом вариантами, но с учетом специфики, присущей конкретному случаю.

Таким образом, считаем возможным отнести к общему критерию допустимости государственно-правового принуждения нравственную категорию справедливости , состоящую из соразмерности и обоснованности. Как отмечал в своем учебнике «Энциклопедия права» известный дореволюционный юрист Ф. В. Тарановский, «государственная организация устанавливается первоначально как факт, но постепенно все более и более проникается началами права не вследствие свободного самоограничения или самообязывания власти, а в силу внешнего ее ограничения, устанавливаемого благодаря взаимодействию между властью и обществом.

Ограничения эти возникают, множатся и крепнут по мере роста общественного самосознания». При этом, по мнению Ф. В. Тарановского, в ходе культурного развития общества формулируется и выдвигается принцип ценности человеческой личности, который предполагает, с одной стороны, обязательную правомерность проявлений государственной власти, в том числе в форме принуждения, а с другой стороны, правомерность поведения самого индивида.

Следует отметить, что исследователями выделяются также иные, помимо указанных, элементы справедливости. Так, например, Дж. Финнис выделяет среди них: интерсубъективность, то есть обусловленную социальной природой межличностных отношений сопоставляемость субъекта и совершённых им действий с эталонным представлением о должном субъекте и его необходимых (достаточных) действиях; обязанность, то есть соотнесение того, что должны лицу или обязаны сделать в отношении него, с тем, на что это лицо имеет право; равенство (пропорциональность), то есть, соотнесение воздействия на лицо с самим лицом и его характеристиками.

Понимание автором элементов справедливости хотя и не идентично ранее рассмотренным нами подходам, полностью в них укладывается при отнесении интерсубъективности и обязанности к обоснованности, а равенство к соразмерности. Аналогичным образом следует подходить и к иным выделяемым исследователями элементам справедливости, сводящимся, при достаточной степени абстрактности, к рассмотренной нами обоснованности и соразмерности.

Правоведами в качестве критерия допустимости государственно-правового принуждения также называется его нормативная урегулированность[17]. Как считает М. М. Магомедрасулов, к числу обстоятельств, отграничивающих справедливое государственное принуждение от несправедливого, следует относить наравне с соразмерностью нормативную урегулированность отношений. Аналогичной позиции придерживается Э. А. Сатина, которая полагает, что государственное принуждение должно реализовываться на основании строгой юридической процедуры. Н. В. Ткачевой указывается, что именно закон определяет пределы мер принуждения.

И. П. Жаренов подчеркивает, что принуждение возможно применять только на основе конкретной правовой нормы, регламентирующей виды принудительных мер, условия их применения. А. П. Рогов приходит к выводу о том, что объективные пределы принуждения очерчены требованиями действующего законодательства. Анализируя вопрос о связи государственного принуждения и законодательства, Н. В. Акимова указывает, что принуждение полностью основано на содержащихся в законодательстве правовых нормах. Она подчеркивает, что основания, условия, порядок и процедура государственно­правового принуждения должны быть четко определены в законодательстве.

Полагаем, что закрепленность содержащих требования к государственному принуждению материальных и процессуальных норм права в действующем законодательстве, то есть рассмотренных нами выше и понимаемых в узком смысле оснований применения государственно-правового принуждения, является важным условием его допустимости. Так, властные отношения формализуются в форме государственного принуждения, исключая их неоправданное возникновение по инициативе уполномоченных должностных лиц и «открывая доступ к контролю за ними со стороны общества». Вместе с тем, исходя из занятых нами позиций, речь идет не о критерии допустимости государственно-правового принуждения как нравственной категории, а о понимаемых в узком смысле основаниях применения государственного принуждения - его нормативной регламентации.

Возвращаясь к вопросу о справедливости как нравственной категории, отметим неоднозначность соотношения в ее структуре целей и средств. Как отмечено Г. И. Миняшевой, имеющиеся подходы к решению данного вопроса можно условно разделить на две основные группы: с позиции целедоминирующей парадигмы, известной как принцип «цель оправдывает средства», и абстрактного гуманизма, согласно которому средства не зависят от цели и самостоятельны.

К сторонникам первого подхода, именуемого также консеквенционализмом, относятся такие философы как Дж. Бентам, Дж. Ст. Милль, Ф. Ницше, Л. А. фон Фейербах, Й. Тиммерманн и др., а к сторонникам второго - И. Кант,

В. С. Соловьев, И. А. Ильин, А. А. Гусейнов и др. В основе этой дифференциации, как верно, по нашему мнению, отмечено А. А. Пилипенко, находится то, что «за всеми рефлексиями на этические и правовые темы стоят всего лишь 2 фактора: цена человеческой жизни и цена социального порядка. Когда социальный порядок неустойчив, человеческая жизнь падает в цене. ...Когда же социальный порядок стабилен и ценностные акценты смещаются в сторону индивидуального, человеческая жизнь становится более ценной и значимой».

Таким образом, вопрос о соотношении целей и средств в сфере реализации государственно-правового принуждения следует понимать как вопрос содержания наличествующего в конкретный момент времени у принуждающего лица - общества - нравственного приоритета (идеала), которым может явиться человек с принадлежащими ему правами и свободами либо приоритетное обеспечение социального порядка.

При этом А. А. Пилипенко справедливо применяются термины «падение» и «смещение акцентов», а не, как это могло бы быть, «нивелирование ценности человека» и сходная с этим терминология. Тем самым автор, по нашему мнению, указывает на тот факт, что как «изменение цены», так и «смещение акцентов» подразумевают постоянное сохранение поддержки некоторого минимального объема неприоритетного содержания идеала. На наш взгляд, с этим утверждением следует согласиться, поскольку полное нивелирование ценности как человеческой жизни, так и социального порядка может привести к негативным для общества последствиям: деградация общества в связи с эгоцентризмом членов общества и последующая анархия - при нивелировании ценности социального порядка; сокращение числа членов общества, обусловленное отсутствием безопасности для них - при нивелировании ценности человеческой жизни. При этом и те, и другие негативные последствия тесно взаимосвязаны между собой.

Следовательно, реализация государственно-правового принуждения требует в любом случае исходить из необходимости обеспечения минимального объема прав и свобод принуждаемого лица и мер по обеспечению социального порядка в объеме не меньшем предусмотренного правом, которое, по своей природе, есть продукт существующего социума и отражение его нравственного уровня.

Вместе с тем допустимость государственно-правового принуждения не следует сводить только к его соответствию праву, то есть категории, отличающейся в том числе таким существенным параметром, как необходимость значительного периода времени для его формирования, для возникновения правового обычая и правовой традиции в обществе. Соответствие нравственным идеалам общества конкретных мер государственно-правового принуждения и их применения может оцениваться социумом и путем непосредственного изъявления своего отношения к ним в конкретных случаях. Формами оперативного изъявления обществом своего отношения к нравственной обоснованности принимаемых государством мер принуждения можно признать коллективные прошения (требования) о помиловании (признании невиновным, освобождении от наказания и т. д.) какого-либо лица в связи с безнравственностью применения в отношении него мер государственного принуждения. Они могут подаваться как в ходе публичных мероприятий (собраний граждан, пикетов, демонстраций и т. д.), так и без таковых уполномоченным государственным органам и должностным лицам.

Отметим также, что с точки зрения соотношения целей государственного принуждения и ценностной акцентуации общества особый интерес представляют исследования, проводимые в Российской Федерации последние годы. Так, Н. В. Ткачева в опубликованной в 2005 г. статье «Пределы применения принуждения в уголовном судопроизводстве» пишет, что целью государственного принуждения является предотвращение нарушений социальных норм. И. П. Жаренов в своем диссертационном исследовании «Государственное принуждение в условиях демократизации общества» (2006) приходит к выводу о том, что поскольку справедливость квалифицируется как высшая ценность, то она выступает целью и результатом принуждения. В диссертационном исследовании А. В. Струкова «Правовые пределы принуждения в досудебных стадиях уголовного судопроизводства России» (2009) указывается на то важное обстоятельство, что государственное принуждение может применяться только в целях обеспечения общественного порядка и общественной безопасности.

В исследовании А. П. Рогова «Особенности государственного принуждения в правовом государстве» (2013) отмечается, что ответственность власти перед обществом влечет за собой применение государственного принуждения для достижения общественно полезных целей. В опубликованной в 2014 г. научной статье Н. В. Акимовой «К вопросу об эффективности административно-правовых мер противодействия правонарушениям в области интеллектуальной собственности» указывается, что меры государственного принуждения должны применяться исключительно для обеспечения прав и законных интересов граждан, а также охраны правопорядка. Наконец, И. Д. Фиалковская в работе 2014 г. «Сущность метода принуждения в теории административного права» полагает, что государственное принуждение может применяться только с определенной целью - для охраны прав граждан, общества, государства и обеспечения общественного порядка.

Таким образом, акцентуация отечественной юридической мысли с течением времени и по состоянию на настоящий момент смещается к человеку как высшей ценности, которую отечественные дореволюционные правоведы, представлявшие различные школы в юридической науке, называли одним из основных критериев правомерности осуществления государственной власти.

В результате исследования критериев допустимости государственно-правового принуждения приходим к следующим выводам. Общим критерием допустимости государственно-правового принуждения является его соответствие требованиям справедливости как нравственной категории. Элементы структуры данного критерия - обоснованность и соразмерность. Их разграничение по содержанию позволяет утверждать, что обоснованность означает основанность государственного принуждения на праве, а соразмерность означает соотнесение государственного принуждения с индивидуализирующими обстоятельствами, позволяющими корректировать воздействие принуждающего на принуждаемого в соответствии с предлагаемыми правом вариантами, но также с учетом специфики конкретного случая.

Допустимость государственно-правового принуждения может определяться как формально, так и материально. Формальное определение допустимости государственно-правового принуждения совпадает с определением оснований применения государственно­правового принуждения в узком смысле и предполагает закрепление в законодательстве материальных и процессуальных норм, содержащих требования к государственному принуждению. Они отражают результаты проведенного законодателем анализа интенсивности воздействия государственной власти по основным направлениям нормативного регулирования общественных отношений на отраслевом и межотраслевом уровнях системы российского права.

Материальное определение допустимости государственно-правового принуждения выводится из широкого понимания права, которое не ограничивается совокупностью правовых норм, выраженных в законодательстве. С этой точки зрения, соответствие мер государственного принуждения и их применения нравственным идеалам общества оценивается также путем непосредственного (оперативного) изъявления членами общества своего отношения к государственно-правовому принуждению как форме реализации государственной власти в каждом конкретном случае.

2.3. Проблемы применения государственного принуждения

Достаточно часто возникают на практике проблемы, связанные с выбором наиболее оптимальной меры государственного принуждения, например, при исполнении судебного акта. Так, в ст. 68 Федерального закона «Об исполнительном производстве» закреплены меры принудительного исполнения, например, «обращение взыскания на имущество должника, в том числе на денежные средства и ценные бумаги; обращение взыскания на периодические выплаты, получаемые должником в силу трудовых, гражданско-правовых или социальных правоотношений; обращение взыскания на имущественные права должника; изъятие у должника имущества, присужденного взыскателю, а также по исполнительной надписи нотариуса в предусмотренных федеральным законом случаях; наложение ареста на имущество должника; обращение в регистрирующий орган для регистрации перехода права на имущество, в том числе на ценные бумаги, с должника на взыскателя в случаях и порядке»[18], которые установлены Федеральным законом, и пр. Закон допускает возможность совершения для принудительного исполнения иных мер, предусмотренных законом или исполнительным документом.

Данный перечень не является исчерпывающим, так как закон допускает возможность применения иных мер принудительного исполнения. Ст. 67 названного закона также предусматривает возможность временного ограничения на выезд должника из Российской Федерации, которое не является мерой принудительного исполнения и не включено в перечень таких мер в ст. 68 Закона.

К чему может привести подобная ситуация? Опять же к нарушению прав... Нередки ситуации, когда избирается не самая целесообразная мера принудительного исполнения или избранная мера реализуется судебными приставами-исполнителями ненадлежащим образом.

Аналогично обстоит дело и в арбитражном процессе. В частности, в ст. 91 АПК закреплены обеспечительные меры, которые может определять арбитражный суд (например, наложение ареста на денежные средства и т.д.), но этот перечень опять же не исчерпывающий, а суд может принимать и иные меры, и даже несколько обеспечительных мер.

Еще одна группа проблем реализации государственного принуждения, на которой нам хотелось бы остановить свое внимание, - проблема ответственности в случае незаконного и необоснованного применения таких мер.

Сразу отметим, что для подобных ситуаций установлена юридическая отнесенность субъекта, уполномоченного на применение государственного принуждения[19]. Он в каждом таком случае будет специальным субъектом. Ответственность может быть, прежде всего, уголовная. Она предусмотрена действующим УК РФ, например, по ст. 128 УК РФ за незаконное помещение в психиатрический стационар, по ст. 137 - за нарушение неприкосновенности частной жизни, по ст. 138 - за нарушение тайны переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных или иных сообщений и т.д. (ст.ст. 139, 286, 293, 299, 301, 302, 305 УК РФ).

Некоторые субъекты, управомоченные на применение государственного принуждения, привлекаются к уголовной ответственности в специальном порядке (например, судьи, прокуроры). При грубом нарушении норм материального или процессуального права субъект, применяющий государственное принуждение, может быть привлечен к дисциплинарной ответственности. Например, за изъятие «в ходе обыска 30 мая 2013 г. документов ООО «...», содержащих сведения о счетах граждан в банках и документов, содержащих банковскую тайну, и о произошедших отказах магистральных нефтепроводов, их характеристиках и обнаруженных дефектах, без решения суда, следователям СО отдела МВД России по Ленинскому району Республики Саха (Якутия) был объявлен строгий выговор, а сам обыск был признан незаконным Верховным Судом Республики Саха (Якутия)»[20].

Актуален также вопрос о компенсации потерпевшему в результате незаконного и необоснованного применения мер государственного принуждения. В этих ситуациях возмещению подлежит имущественный ущерб, а также вред жизни или здоровью или моральный вред (если потерпевший - физическое лицо). В ГК РФ, например, есть специальные нормы, предусматривающие порядок возмещения вреда, который причинен органами государственной власти.

По ст. 16 ГК РФ причиненные в результате незаконных действий (бездействия) государственных органов, органов местного самоуправления или должностных лиц этих органов, в том числе издания не соответствующего закону или иному правовому акту акта государственного органа или органа местного самоуправления, гражданину или юридическому лицу убытки, подлежат возмещению Российской Федерацией, соответствующим субъектом Российской Федерации или муниципальным образованием.

Вред, причиненный в ряде случаев действиями или бездействием лиц, управомоченных на применение государственного принуждения, возмещается независимо от вины за счет казны РФ или в установленных случаях за счет казны субъекта РФ или муниципального образования (ст. 1100 ГК РФ).

По ст. 98 АПК РФ допускается компенсация за счет средств частных лиц, по инициативе которых судом были приняты обеспечительные меры, впоследствии признанные незаконными.

Таким образом, проблемы применения государственного принуждения неоднозначны, требуют решения и частично решаются государством. И большая роль здесь отводится как совершенствованию российского законодательства, так и стабилизации практики его реализации.