Отнесение территории к конститутивным элементам государства знаменует собой то, что государственный строй признается принадлежностью оседлой культуры. Политические организации эпохи бродячей и кочевой культуры противополагаются строю государственному.

Оседлая жизнь со свойственным ей земледельческим и торгово-промышленным бытом создает особые экономические и психологические условия для развития государственности.

Таким образом, можно сказать, что определяющее для государственной организации значение территории проявляется не непосредственно, а, так сказать, посредственно —через тот уклад экономической, главным образом, культуры, которая слагается при тех или других территориальных данных. Значение территории для государственного строя было сознано еще в классической древности и нашло себе выражение у политических мыслителей того времени.

Вопрос рассматривался с точки зрения влияния физических условий территории на развитие культуры вообще и государственной культуры в особенности. Зависимость культуры от физических свойств территории понималась в том смысле, что природа страны предопределяет не только степень развития, но и самую возможность государственной культуры. Из этой мысли исходила и и на ней была построена знаменитая теория климатов, впервые развитая в «Политике» Аристотеля.

По учению Аристотеля, только на территории теплого климата Эллады может развиваться государственная культура; страны жаркого и холодного климатов обрекают живущее в них население на варварское, то есть на несоизмеримое с культурой и не поддающееся ей существование. Теория климатов стала научной традицией и повторялась до XVIII века включительно. Воспроизводил эту теорию в XVI веке Боден с тем лишь изменением, что пределы благоприятствующего культуре умеренного климата отодвигал дальше на север в соответствии с ходом истории, выдвинувшей на поприще мировой культуры страны средней Европы.

Классическую теорию климатов находим в XVIII веке у Монтескье, который, хотя и выводил политическую свободу не из мягкого юга, а из сурового севера Европы из Скандинавии, но все же учил, что страны жаркого климата предопределены к существованию в них домашнего и политического рабства, и в виде общего правила признавал «власть климата» наиболее могущественным проявлением господства природы страны над ее законами и учреждениями.

К общему учению об определяющем государственный строи действии климатических условии Монтескье при авил специальное учение о необходимом отношении, которое существует межд величиной территории и формой правления в государстве. Большие государства с пространной территорией обречены на деспотическое правление; в государствах с территорией средней величины устанавливается умеренное монархическое правление; и только на мелкой территории возможно республиканское правление.

Последнее положение можно начти еще у греческих философов: и Платон, и Аристотель в качестве необходимого условия для совершенной «политии»(республики) намечали маленькую территорию с незначительным количеством населения. Территориальная дробность эллинской республиканской государственности, проявлявшаяся и в жизни, и в теории, несомненно произвела соответственное впечатление на Монтескье. Недаром

он размышлял о том, каким бы образом можно было сочетать республиканскую свободу с расширением территории, необходимым для увеличения оборонительной силы государства, и остановился на федерации (союзе государства), как на удачной форме такого сочетания. Учение о неуклонной зависимости формы правления от величины государственной территории связано с именем Монтескье и в течение долгого времени почиталось в государствоведении за научный закон политической организации.

Неудержимый ход истории и познания ее эмпирических данных наукой ниспровергли и теорию климатов, и учение Монтескье о предопределяющем форму правления значении величины территории. Приспособление человека к условиям физической среды и в этом смысле господство культуры над природой в процессе исторического развития наглядно показывают несостоятельность прежних доктрин. Достаточно указать на новые государственные образования в Южной Америке, Австралии и Африке и напомнить о том, что Франция в пределах одной и той же (средней величины, по определению Монтескье) территории была монархией и сделалась республикой.

Никто не станет отрицать, что между физическими условиями страны и ее государственной организацией существует известное отношение, но отношение это нельзя признавать ни неизменным, ни непосредственным. Оно меняется под влиянием совершенствующегося приспособления человека к физической среде и проявляется в преломлении через человеческую культуру. Ввиду этого изучение физических свойств территория имеет смысл в государствоведении только в связи с состоянием культуры населения.

И теория климатов связывала территорию с населением, но останавливала свое внимание на физиологических и психологических особенностях людей, обусловливаемых рождением их в том или другом климатическом поясе, причем придавала этим особенностям характер предустановленной неизменности. Такой взгляд должен был под влиянием роста исторического и социологического понимания вещей уступить место эволюционной точке зрения на взаимоотношение между территорией, характером населения, его культурой и государственным строем.

II. С точки зрения юридической территория в течение весьма долгого времени рассматривалась как объект обладания, права собственности государства, точнее - государя, ибо основным, наиболее распространённым типом новой европейской государственности, применительно к которому вырабатывались юридические конструкции, была монархия, и государство воплощалось в личности государя.

Взгляд на территорию, как на объект вещного обладания со стороны государства, генетически(по своему происхождению) связан юридической природой той сложившейся в средние века основной ячейки политической организации, из которой развивалось новое государство. Такой ячейкой было привилегированное дворянское землевладение — домен, или сеньория, по-русски, вотчина. Домен представлял собою поземельную собственность (dominium), с которой соединялась определенная политическая власть над свободным и полусвободным населением данной земли. В основе этой власти

лежало право суда, почему и вся эта власть именовалась средневековыми юристами юрисдикцией (iurisdictio). Даже такие полномочия домениального владельца, или сеньора, вотчинника, как право собирать налоги и воинов, рассматривались как следствие основного права юрисдикции. Самая же юрисдикция почиталась за принадлежность вещного права землевладения, так что доходы, которые получал домениальный владелец от суда, определялись как гражданские плоды землевладения. Таким образом, политическая власть домениального владельца над населением домена оказывалась не непосредственной, а производной от вещного права на землю. Вотчинник непосредственно господствовал над землей и через землевладение — над населением своей земли.

В процессе последовательного исторического развития, подробную характеристику которого нам придется дать в учении о государственной власти, наиболее крупный и могущественный домениальный владелец сосредоточил в своих руках власть над населением обширной территории, собранной из множества отдельных доменов, и создал таким образом новое государство. Под властью государя-вотчинника оказались и население доменов, искони жившее под вотчинной юрисдикцией, и прежде самостоятельные домениальные владельцы, подчинявшиеся ранее только договорной власти.

Несмотря на такой двойственный состав подданного государю населения, власть государева и, следовательно, государственная сложилась по типу домениальному, вотчинному, то есть она по-прежнему основывалась на землевладении. Власть государя-вотчинника определялась юристами как территориальное право (iuris teritorii), или как земельное верховенство (Landeshoheit). Государь непосредственно обладал вещным правом на территорию, и уже из этого права на территорию вытекало его право над населением последней.

Нарастание сознательности и развитие чувства солидарности в среде участников государственного общежития постепенно привело к отмене воззрения, согласно которому население рассматривалось как принадлежность территории, и власть над ним признавалась следствием вотчинного права на землю. Это новое сознание солидарности нашло себе теоретическое выражение в учении школы естественного права о договорном происхождении общества и государства.

Не исконное право привилегированного землевладения, а добровольное соглашение свободных людей стали почитать за основание и источник власти и всякой политической организации. Таким образом, за государственными отношениями признан был характер непосредственных отношений между людьми, и за властью — характер непосредственного господства над людьми. Старая конструкция территориального права (iuris territorii) была поколеблена, но не сдала новому воззрению всей своей позиции, а только разделила с ним свое прежнее место.

Население было признано объектом властвования наряду с территорией, которая по-прежнему сохранила значение объекта вещного обладания со стороны государства. Совокупность полномочий государственной власти стали выводить, таким образом, из двух титулов (правооснований): господства над людьми и права собственности на территорию. Последнее понималось как верховное право собственности

(dmninium eminens), которое допускало существование непосредственного права собственности (dominium directum) частных лиц на отдельные части территории, но вместе с тем удерживало за государством некоторые исключительные права. К последним относили: право государства на недра земли, право взимания поземельного налога и выводимых из него разного рода других податных сборов, право принудительного отчуждения поземельной собственности для общественных надобностей и всякие меры чрезвычайной необходимости, сопряженные с вторжением в частную собственность. Такова была конструкция территориального верховенства (Gebietshoheit), как особого вещного права государства на территорию. Удерживалась она благодаря живучести традиции домениального, вотчинного происхождение политической организации.

Разрыв с домениальной, вотчинной традицией последовал тогда, когда власть перестала быть нераздельным достоянием государя и к участию во власти привлечено было население в лице народных представителей. Обобществление власти окончательно укрепило понимание государственного властвования как господства над людьми. Учение о территориальном верховенстве оказалось более ненужным.

Все те полномочия власти, которые прежде выводились из территориального верховенства, нашли себе достаточное объяснение в том общем праве принуждения, которое составляет основную принадлежность и отличительный признак господства над людьми в государственной организации. При этих условиях территорию стали конструировать юридически не как объект вещного обладания со стороны государства, а как пространственный предел действий государственной власти.

Новая конструкция государственной территории была формулирована впервые русским юристом Незабитовским (в 1860 г.) и лишь затем немецким юристом Фрикером (в 1867 г.). Сочинение Незабитовского осталось неизвестным за пределами России, и потому в западноевропейской науке новая юридическая конструкция территории связывается с именем Фрикера. Нам, русским, надлежит, однако, помнить о научном приоритете нашего соотечественника по данному вопросу. «Государство, - говорил Незабитовский, - властвует в пределах территории, но не над территорией, и территория не предмет, а предел державной власти»