Из-за имеющего место эпистемологического парадокса роль естественного языка в эволюции человека как вида не является центральной задачей когнитивных/лингвистических исследований.  В  этой  связи в статье приводятся доводы в пользу того, что когнитивная область языковых взаимодействий является важнейшей экзистенциальной средой человека, а ее бесконтрольное ухудшение способствует дезинтеграционным процессам в культуре и обществе.

Ключевые слова: язык, языковой миф, консенсуальная область, общество.

Because of an epistemological paradox, the role of natural language in the evolution of the human species has not been in the focus of cognitive/linguistic research. It is argued that the cognitive domain of linguistic interactions is a vital existential medium for humans, and its uncontrolled deterioration may result in dis- integration of culture and society.

Keywords: language, language myth, con- sensual domain, society.

Эпистемологическая проблема

Как это ни странно, языковеды до сих пор не могут похвастать общепринятым непротиворечивым определением объекта своего изучения. Современная лингвистика – а в своем сегодняшнем состоянии это лингвистика ХХ века – не дает ответа на главный вопрос: «Что такое язык?». Из этого возникает ряд серьезных проблем эпистемологического характера [1].

Во-первых, остается неизвестной истинная природа языка: гипотеза о том, что язык является продуктом естественной эволюции человека как вида – точнее, коэволюции символа и мозга [2] – пока не может считаться окончательно доказанной. Во-вторых, во многом не ясна биологическая функция языка – ведь все остальные виды живых существ прекрасно обходятся без него. Что бы ни говорили некоторые исследователи – особенно приматологи – о языке животных, это всего лишь метафора. Однако до недавнего времени вопрос о биологической функции языка учеными практически не ставился. Необходимо задаться вопросом о той биологической, предопределенной природой сверхзадаче, которая стоит перед человеческим языком как специфическим видом совместной деятельности. В-третьих, и это самое главное: язык есть то, что делает человека человеком, поскольку развитие   и формирование человеческого разума, сознания, интеллекта напрямую связано с языковой средой и ей определяется [3:4].

Традиционное языкознание продолжает дуалистическую традицию, окончательно утвердившуюся после Декарта, рассматривая язык и сознание как онтологически независимые явления – хотя еще Л.С. Выготский убедительно отстаивал противоположную точку зрения. Преодоление дуалистического наследия в науке  о языке является давно назревшей необходимостью [5], но инерция мышления в научной среде велика, и новые идеи, призванные оживить чахнущее древо лингвистики, по-прежнему встречают упорное сопротивление.

Мировое лингвистическое сообщество уже давно является традиционным обществом, а, как известно, традиционность уклада не способствует общественному прогрессу [6]. Существование огромного количества состязающихся между собой “теорий” естественного (человеческого) языка красноречиво говорит о том, что в среде ученых отсутствует сколько-нибудь общее понимание языка как феномена, позволяющее, в частности, эффективно решать задачи прикладного характера. Мифы, которыми продолжает жить ортодоксальное языкознание, продолжают составлять основу теоретических и методологических догм, на которых строится школьное и вузовское образование, в результате чего его эффективность часто оказывается ничтожной, а сама ситуация в сфере образования — парадоксальной [7].

Понять роль естественного языка – значит понять человека и мир, частью которого он является. Нельзя не согласиться с Д. Бикертоном в том, что «язык сделал наш биологический вид тем, чем мы являемся, и пока мы не поймем его по- настоящему… мы не можем надеяться понять самих себя. А пока мы не сможем понять самих себя, мы будем продолжать беспомощно наблюдать за тем, как созданный нами мир все дальше и дальше ускользает из-под нашего контроля» [8: xi].

Язык как среда

О неадекватности определения функции языка как коммуникации, состоящей в обмене информацией, написано немало [9-17]. Не повторяя приводимые многими авторами аргументы, подчеркнем главное: внятное определение функции языка возможно лишь при подходе к языковой деятельности в рамках биологии языка и когниции, когда язык рассматривается как особая характеристика человека как биологического вида, т. е. как биосоциальное явление [18;19]. Языковая деятельность – это поведение в консенсуальной области, которое выступает как описание структуры организма в момент осуществления деятельности; при этом структура самого организма есть результат истории взаимного структурного сопряжения между организмами и средой. Поскольку язык является своеобразным продолжением человеческих органов чувств [20], и поскольку человеческий организм – это структурно детерминированная живая система, языковые взаимодействия, образующие особое измерение когнитивной области организма, становятся той реляционной областью, в которой люди существуют как единства взаимодействий [21]. Как био-социокультурное измерение когнитивной динамики человека, язык зависит от социо-культурных случайных обстоятельств [22]. Слово язык отсылает к неоднородному набору артефактов и практик, с помощью которых мы используем различные виды поведения таким образом, что становится возможным приписывание семиотических значимостей: значение возникает из отношения между организмом и его физической и культурной средой, определяемого ценностью среды для организма [23].

Люди, взаимодействуя друг с другом, создают языковую среду, которая определяет специфику когнитивного развития каждого отдельного человека с момента его рождения. Другими словами, мы имеем дело с круговой организацией в системе «общество – язык – человек – общество», а круговая организация в биологической теории когниции рассматривается как специфицирующий признак живой системы [24]. Научный подход к языку требует изучения биологических и социальных свойств человека как живого организма, существующего в потоке совместной деятельности с себе подобными [25]. Эта совместная деятельность, являющаяся характерной экзистенциальной особенностью человека и обеспечивающая его выживание и сохранение именно как вида, протекает в естественноязыковой (био-социокультурной) среде. Таким образом, языковая среда предстает как жизненно необходимое условие для существования человека как биологического вида [26].

Экология языка

Точно так же, как человечество до определенной поры не задумывалась о том влиянии, которое оказывает его жизнедеятельность на состояние окружающей (физической) среды, вне которой невозможно само существование человека, оно продолжает игнорировать процессы, происходящие в среде языковой. До сих пор отсутствует понимание той решающей роли, которую играет языковая среда в создании оптимального климата для формирующегося индивидуального сознания – со всеми вытекающими последствиями [27]. Состояние общественного сознания на каждом этапе развития социума напрямую зависит от состояния со- знания отдельных индивидов, при этом онтогенез индивидуального сознания не- возможен без и вне языковой (общественной) среды [28].

Ортодоксальное языкознание разделяет язык и мышление. Однако как процесс мышление следует рассматривать как взаимодействие с концептами – сложными репрезентациями (состояниями относительной нейронной активности) взаимодействий человеческого организма с его нишей, включая взаимодействия с физическими (звучащими) словами в консенсуальной области первого порядка [29]. Как таковые, концепты образуют особую среду (динамическую совокупность состояний относительной нейронной активности), входящую в расширяющуюся последовательность интегрированных друг в друга сред, таких как нервная система, тело и мир, при этом все они каузально связаны между собой. Структуру концепта нельзя понять, не принимая в расчет сложных отношений взаимной каузальности между организмом, с одной стороны, и его когнитивной нишей, с другой.

Потому что мы как человеческие существа «случаемся в языке» [24] как в непосредственно окружающей нас среде, и потому что то, что мы знаем о мире, приходит к нам будучи опосредованным нашим действующим телом, через репрезентации телесных «возмущений», вызываемых его взаимодействиями со средой – мы как наблюдатели постоянно находимся в эпистемической ловушке языка. Для нас язык в самом прямом смысле порождает мир, который мы пытаемся описать и понять, как если бы язык, в действительности, не являлся частью этого мира. Объективная реальность существует, и наш опыт этой реальности реален, но «так уж случилось, что эта реальность – наша реальность» [30: 235], а «наша реальность» как осмысленное понятие, разделяемое другими людьми, есть реальность языка. Поэтому нужно говорить о языковой среде, используя экологические понятия и термины [31]: она может быть благоприятной или неблагоприятной, она может подвергаться загрязнению, над ней можно проводить (часто бездумные и опасные) эксперименты, не отдавая себе отчета о возможных последствиях для вида homo sapiens и его филогенеза в целом, и т. д. и т. п.

Вера ортодоксального языкознания в то, что язык и мышление существуют отдельно друг от друга, что язык является инструментом “передачи” мыслей из одной головы в другую, а языковые знаки служат этакими контейнерами, в которые говорящий вкладывает значения, а слушающий их оттуда извлекает, лежит в основе языкового мифа [32], препятствующего движению науки о языке вперед. Материализованный в школьных и вузовских образовательных программах, языковой миф ответственен за формирование в обществе утилитарного отношения к языку как некоторому предмету потребления, создавая иллюзию его вторичности по отношению к существу человеческого бытия. Профессиональный лингвистический жар- гон изобилует такими выражениями, как пользователь языка, языковые средства, отправитель/получатель (высказываания), усвоение языка, овладение языком, приобретение/утрата языковых навыков и т. п., рисующими язык как некоторую вещь, существующую «где-то там», в «объективном» мире (т. е. независимо от человека) и представляющую определенную утилитарную ценность. Однако степень портретного сходства здесь такая же, как в картине, которую рисуют высказывания типа Достигнув зенита, солнце стало медленно клониться к западу или Глядя в окно вагона, он пытался сосчитать проносившиеся мимо телеграфные столбы. Мы знаем, что в реальности, лишенной человека как наблюдателя, солнце не ходит по небу, а телеграфные столбы не бегают и, тем более, не носятся как угорелые, и знание это мы называем научным. Но насколько, в этом случае, научно знание, составляющее область лингвистики как научной дисциплины? Можно задать и более «крамольный» вопрос о том, является ли ортодоксальная лингвистика наукой по большому счету [33].

Отношение общества к языку

Язык – это важнейший экзистенциальный фактор, во многом определяющий условия и дальнейшее направление общественного развития в долговременной перспективе. Вызванное непониманием этого пренебрежение к языку на государственном уровне (за что ответственность во многом лежит на языковедах) чревато многими негативными последствиями – от падения общего уровня грамотности, принявшего в современной России катастрофические размеры, до распада многонациональных государственных образований.

Сегодня можно говорить о двух основных тенденциях в отношении общества  к языку. Первая заключается в преследующих политические цели насильственных изменениях концептуальной системы через изменение языка – например, характерное для современного западного общества движение за так называемую «политкорректность», выросшее из воинствующего американского феминизма и напрочь лишенное каких бы то ни было научных оснований, поскольку оно не учитывает биологической (адаптивной) функции языка [34]. Забавность ситуации здесь в том, что языковой миф, поддерживаемый когнитивной наукой основного направления (в частности, генеративной грамматикой), не мешает феминистам, пусть даже на уровне подсознания, чувствовать решающую роль языка в установлении и под- держании общественных институтов. Феминистский «крестовый поход» против «сексизма» и «мужского шовинизма» в языке в немалой степени способствует стиранию в сознании отдельной части общества важности половых различий, откуда всего лишь один шаг к признанию «нормальности» однополых браков и воспитания детей однополыми «семейными» парами. Деструктивность для общества такого направления в развитии института брака и семьи очевидна для всех, кто имеет хотя бы поверхностное представление о движущей силе эволюции.

Вторую тенденцию можно охарактеризовать как самоустранение общества и государства от контроля за языковой средой, когда те или иные процессы, затрагивающие область когнитивно-коммуникативных взаимодействий, вырастая в масштабах, грозят привести (и уже приводят) к радикальному ухудшению качества языковой среды, связанному с изменением, и даже утратой, общечеловеческих культурноценностных ориентиров. Такая ситуация наблюдается сегодня в современном российском обществе, в котором отсутствует какая-либо поддерживаемая государством языковая политика – особенно в средствах массовой информации и книгоиздательской деятельности [35] – а мат стал нормой в повседневном общении молодежи.

Если общество в ближайшее время не осознает настоятельной необходимости вплотную заняться проблемами языковой экологии и выработкой соответствующей языковой политики на государственном уровне, может оказаться поздно: произойдет окончательный отказ от общечеловеческих ценностей, обострится регресс общественного сознания, прогрессирующий экономический упадок закончится сдачей политических позиций, страна перейдет де факто в группу слаборазвитых стран и встанет перед прямой угрозой дезинтеграции и поглощения другими этносами. Чтобы этого не случилось, необходимо “реальное и официальное возведение русского языка в общенациональную ценность” [36: 16]. Нужны координированные усилия общества и государства по оздоровлению языковой среды, от которой, в конечном итоге, зависит сохранение русской культуры и русского суперэтноса.

Литература

1. Кравченко А.В. Наука о языке и ее объект: к постановке проблемы // Вестник НГУ. Серия: лингвистика и межкультурная коммуникация. – 2005. Т. Вып. 1. – C. 130-135.
2. Deacon W. The Symbolic Species: The co-evolution of language and the brain. – New York; London: W. W. Norton and Company, 1997.
3. Кравченко А. В. Гипотеза Сепира-Уорфа в контексте биологии познания // Во- просы когнитивной лингвистики. – 2007. №1. – С. 5–14.
4. Kravchenko V. The experiential basis of speech and writing as different cognitive domains. Pragmatics & Cognition . – 2009. Vol. 17, № 3. P. 527-548.
5. Kravchenko V. Reassessing the project of linguistics // In J. Zlatev, M. Andrén,
6. J. Falck, and C. Lundmark (eds.), Studies in Language and Cognition. Newcastle upon Tyne: Cambridge Scholars Publishing, 2009. – P. 27-42.
7. Кравченко А.В. О традициях, языкознании и когнитивном подходе // В кн.: Го- ризонты современной лингвистики: Традиции и новаторство. М.: Языки славян- ских культур, – C. 51-65.
8. Кравченко А.В. Языкознание и знание языка: об одном образовательном пара- доксе // Т. Ю. Тамерьян (ред.). Актуальные проблемы филологии и педагогиче- ской лингвистики. Вып. 8. 2006. – C. 402-407.
9. Bickerton D. Language & Species. Chicago & London: The University of Chicago Press,
10. Reddy M. The conduit metaphor. In A. Arthony (ed.) Metaphor and thought. Cam- bridge: Cambridge University Press, 1979. – 284-324.
11. Harris R. The Language Myth. – London: Duckworth,
12. Sperber D. How do we communicate? In J. Brockman and K. Matson (eds.), How Things Are: A science toolkit for the – New York: Morrow, 1995. – P. 191-199.
13. Гаспаров Б.М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М.: Новое Литературное Обозрение,
14. Звегинцев В.А. Мысли о лингвистике. М.: Изд-во Моск. ун-та,
15. Glasersfeld E. von. Constructing communication. 2001 (URL: http://www.univie. ac.at/constructivism/~/glasersfeld01-interview.html).
16. Кравченко А.В. Что такое коммуникация? В кн.: В.В. Дементьев (ред.). Прямая и непрямая коммуникация. – Саратов: Колледж, 2003. – С. 27-39.
17. Кравченко А.В. Значение и коммуникация как лингвистическая проблема и кор- ни ее непонимания // Acta Neophilologica (в печати)
18. Kravchenko V. Essential properties of language, or, why language is not a code. Language Sciences. 2007. Vol. 29, № 5. – P. 650-671.
19. Lenneberg (eds.), Psychology and Biology of Language and Thought. – New York: Academic Press, 1978. – P. 28-62.
20. Kravchenko V. Biology of Cognition and Linguistic Analysis: From non-realist lin- guistics to a realistic language science. Frankfurt/Main etc.: Peter Lang, 2008.
21. Morris W. Foundations of the theory of signs. In O. Neurath, R. Carnap and
22. W. Morris (eds.), International Encyclopedia of Unified Science, vol. 1, part 2. Chicago, 1938.
23. Кравченко А.В. Носители языка, родной язык и другие интересные вещи // Т.Ю. Тамерьян (ред.). Актуальные проблемы филологии и педагогической линг- вистики. 2009. Вып. – C. 29-37.
24. Sinha Language as a biocultural niche and social institution. In V. Evans and
25. Pourcel (eds.), New Directions in Cognitive Linguistics. – Amsterdam, Philadel- phia: John Benjamins, 2009. – P. 289-309.
26. Златев Й. Значение = жизнь (+ культура): Набросок единой биокультурной тео- рии значения // В кн.: А.В. Кравченко (ред.). Язык и познание: методологиче- ские проблемы и перспективы (Studia linguistica cognitiva. Вып. 1. – М.: Гнозис, 2006. – С. 308-361.
27. Матурана У. Биология познания // В кн.: Язык и интеллект. – М.: Прогресс, 1996.– С. 95-142.
28. owley J. Language flow: opening the subject. Cognitive Semiotics. 2009. №4. – P. 63-91.
29. Кравченко А.В. Бытие человека и экология языка // В кн.: Лингвистические па- радигмы и лингводидактика. Мат-лы 10-й Междун. науч.-пр. конф. 14–18 июня 2005, Иркутск. С. 59-63.
30. Kravchenko V. Speech, writing, and cognition: the rise of communicative dysfunc- tion. In W. Oleksy and P. Stalmaszczyk (eds.), Cognitive Approaches to Language and Linguistic Data. – Frankfurt/Main: Peter Lang, 2009. – P. 225-240.
31. Kravchenko V. Language and mind: A bio-cognitive view. In H. Götzsche (ed.), Memory, Mind and Language. Newcastle upon Tyne: Cambridge Scholars Publish- ing, 2009. – P. 103-124.
32. Кравченко А.В. Знак, значение, знание. Очерк когнитивной философии языка. – Иркутск,
33. Damasio A.R. Descartes’ Error: Emotion, reason, and the human brain. – New York:
34. P. Putnam’s Sons, 1994.
35. Bang О.С., Døør J., Steffensen V., Nash J. Language, Ecology and Society: A dia- lectical approach. – London: Continuum, 2007.
36. Лав Н. Когниция и языковой миф // В кн.: А.В. Кравченко (ред.). Язык и по- знание: Методологические проблемы и перспективы (Studia linguistica Вып. 1). – М.: Гнозис, 2006. – С. 105-134.
37. Гросс А. Эмпирическая лингвистика как решение проблемы, порожденной ша- манской лингвистикой // В кн.: А. В. Кравченко (ред.). Наука о языке в изменяю- щейся парадигме знания (Studia linguistica cognitiva. Вып. 2). – Иркутск.: Изд. БГУЭП, 2009. – С. 280-303.
38. Николаева Н.Н. Феминистская критика метагендерного «he»: куда ведут лингвисти- ческие «реформы»? // Вопросы когнитивной лингвистики. – №3. – С. 76-87.
39. Чудинов А.П. Россия в метафорическом зеркале: Когнитивное исследование по- литической метафоры. –Екатеринбург: Уральский гос. пед. ун-т,
40. Химик В.В. Национальная идея и русский язык // Политическая лингвистика. – 2008. № 26. – С. 9-16.