6. Тарикат Ясавия во время правления монгольских династий и Тимуридов
Период XIV, XV и XVI вв. можно считать эпохой второго расцвета братства йасавийа. С 1313 г. тарикат стал играть значимую роль в жизни тюрок и монголов Золотой Орды и Чагатайского улуса, что было в первую очередь связано с принятием элитой этого монгольского государства ислама. В то время братство возглавил амбициозный шейх Исма‛ил-ата, который сделал ставкой ордена город Испиджаб (нынешний Сайрам), крупный торговый центр Чагатайского государства и начал сближаться с монгольскими властями. Вполне вероятно, что на обращение первого мусульманского правителя Улуса Джучи Узбека в религию пророка Мухаммада повлиял как раз тарикат йасавийа.
Нам известно о некоем шейхе Са‛иде, приближенном великого хана, который до воцарения Узбека имел на него большое влияние. Предположительно, этот шейх, так как другое братство не имело такую распространенность в районе Дешт-и-Кипчака, принадлежал к тарикату йасавийа. Во всяком случае, другие суфийские братства в этот период не имели сколько нибудь значительного распространения в районе Дешт-и-Кипчака. Нам известно о нескольких молодых Чингизидах, ставших дервишами и придерживавшихся идей этого тариката. С 1313 по 1359 год власти Золотой Орды поддерживали йасавийа и идеи братства были популярны среди части золотоордынской аристократии. После 1359 года из-за междоусобиц в Орде популярность тариката несколько упала в какой-то степени в связи с ростом влияния и авторитета другого среднеазиатского братства - накшбандийа, с которым тарикату Ходжи Ахмада пришлось вести ожесточенную полемику.
Братство накшбандийа является приемником тариката хваджаган, основанного ‛Абд ал-Халиком Гиджувани. Реформатором идей последнего выступил Баха’ ад-дин Мухаммад Накшбанд (1327-1389), уроженец Бухары. Баха’ ад-дин был сторонником простоты и непритязательного образа жизни, и отвергал обряды и показную набожность. Накшбанд распространил «тихий зикр» с определенной методикой дыхания. При этом он отрицательно относился к показным сорокадневным постам, бродяжничеству, публичным радениям с музыкой и танцами (сама‛) и громкому зикру, был против того, чтобы шейх лично назначал своего преемника. Мухаммад Накшбанд утверждал, что божественная благодать должна сама снизойти на того или иного мюрида, и выбор Бога не зависит от воли шейха. Эти взгляды Баха’ ад-дин Накшбанда не были близки суфиям йасавийского тариката.
Сам же Баха’ ад-дин, если верить источникам того времени, какое-то время проходил обучение в тарикате йасавийа у шейха Кусам-ата в Туркестане, но порвал с братством и вернулся в родную Бухару, где стал реформатором идей хваджаган. Сохранилась любопытная легенда о взаимоотношениях Накшбанда с шейхом Кусам-ата во время нахождения первого в йасавийской ханаке. Баха’ ад-дин сначала был не самым любимым мюридом в братстве и доедал за остальными корки дыни, но явил свою духовную силу, чудесным образом определив местонахождение пропавших трех верблюдов и четырех лошадей и вернув их; после того, как Баха’ ад-дин пробыл несколько месяцев у Кусам-шайха, последний объявил Баха’ ад-дину: «У меня девять сыновей; ты — десятый, но ты впереди их всех». Если бы мы сочли данную историю за простое и честное изложение фактов, то увидели бы только воспоминание о единении Баха’ ад-дина с шейхом.
Однако на самом деле происходит не только демонстрация Баха’ ад-дином своего превосходства — поскольку он находит потерянных животных, которых ни Кусам-шейх, ни кто-либо из его последователей не смог найти, то показывается и явная «накшбандийская» победа, которой суждено было стать центральной темой в дальнейшем споре накшбандийа с традицией йасавийа, а именно, над принципом е6аследствнной передачи титула шейх. Баха’ ад-дина демонстрирует свою власть и не только оказывается «принят» в сыновья Кусама, но и возносится над другими его сыновьями (под которыми, скорее всего понимаются не биологические дети, а любимые ученики). Эта история предназначалось для того, чтобы стать элементом вызова накшбандийской общины престижу и привлекательности братства йасавийа среди народа.
Другая история, не менее важная для понимания как положения йасавийа в XIV веке, так и для понимания отношений Накшбанда итариката йасавийа заключается в следующем: Баха’ ад-дина увидел во сне, как святой йасавийа, Хаким-ата, рекомендовал его некоему дервишу; Накшбанд запомнил лицо дервиша, и однажды, заметив его на базаре, узнал в нем шейха йасавийа – Халил-ата. Баха’ ад-дина стал его учеником и прослужил шейху шесть лет и продолжал служить даже после того, как тот сделался правителем Мавераннахра. Однако спустя еще шесть лет Халила свергли, сердце Баха’ ад-дина «охладело к мирским делам», и он удалился в селение неподалеку от Бухары, дабы продолжать свои мистические искания.
Данная история вызвала серьезную дискуссию с точки зрения политической истории Мавераннахра в течение 1330—1340 гг и с позиции ее значения для деятельности Баха’ ад-дина Накшбанда. В связи с последним, важно заметить, что суть рассказа состоит в уходе Баха’ ад-дина от того, что представлял Халил-ата, человек жаждущий скорее власти светской, нежели духовной жизни, ибо первый, в сущности, «перерос» второго; но хотелось бы рассмотреть то, что подразумевается под соотнесением Халил-ата с традицией йасавийа. Случай Халил-ата, кем бы он ни был на самом деле, скорее всего, показывает именно связь суфийской традиции йасавийа с двумя доминирующими и тесно переплетенными между собой чертами центрально-азиатской политической и религиозной жизни с XIII по XV века: во-первых, процессом исламизации среди основной массы немусульманских кочевников, населявших Мавераннахр и Хорасан вслед за монгольским завоеванием; и, во-вторых, общинным и политическим подтекстом принятия ислама представителями династий Чингизидов и/или родовой элиты.
В образе Халил-ата, мы, видимо, имеем чингизидского хана, приобщившегося к суфийской традиции йасавийа («дервиши-ханы» из Чагатаидов, вступившие в йасавийа й тарикат, известны из исторических источников), и маловероятно, чтобы суфийские сообщества оставались в стороне от конфликтов, вспыхивавших среди конкурирующих элит, которые находили пользу в том, чтобы вызывать либо поддержку, либо противодействие исламизации, поочередно привлекая на свою сторону различные группы населения. Поэтому нам не следует удивляться вовлечению тариката йасавийа в эти процессы. Вполне возможно, что Баха’ ад-дин Накшбанд (как и многие другие суфии того времени) был разочарован в политике йасавийа по сближению с монгольской властью и именно по этой причине он оставил этот тарикат и “пошел другим путем”, отличным от йасавийа.
Девин ДеВиз считает, что одной из основных причин роста популярности накшбандийа было то, что в этом тарикате верховным шейхом мог стать фактически каждый мюрид, в то время как в Ясавии к концу XIV века титул шейха передавался в наследство от родственника к родственнику. Также сближение йасавийа с властями Золотой Орды снизило ее популярность у простого народа. Видимо, последователи йасавийа очень сильно отошли от шариата в угоду монгольской знати, что дало братству популярность среди монгольской и тюркской знати, но настроило против тариката мусульманское духовенство и оседлое население. Также в йасавийа, начиная с Зенгии-ата, развилась практика передачи титула шейха по наследству среди родственников, что не могло не отторгнуть многих мюридов от этого суфийского ордена. Из-за всего вышеперечисленного тарикат потерял престиж и какое-либо влияние на умы жителей Мавераннахра (D eWeese, 186-189, 1996).
Такие тенденции в политике братства были не по душе и некоторым членам самой йасавийа. Потомки Садр-ата отделились от связанной с монгольской властью йасавийа и, не отказавшись от принципов и идей Ходжи Ахмада, основали, фактически, свое собственное братство с центром на горе Кух-и Шаф недалеко от Самарканда. Этот осколок братства имел определенную популярность среди оседлого тюркоязычного населения.
Однако, подобная деятельность йасавийа имела и другую сторону медали. Так, тарикату удалось сблизиться с кочевым населением и создать очень прочные связи с узбекской знатью. Из-за этого, опасаясь того, что тарикат может воспользоваться этими связями в политических целях, как правители Золотой Орды, так и Тимуриды впоследствии поддерживали братство материально ( DeWeese, 2020, 173-180).
Сам Эмир Тимур, пусть, как известно, и отдавал большее предпочтение братству Накшбандия, все же сделал внука Исма‛ил-ата и шейха братства Ходжу Баязида своим доверенным лицом в 1385 году. Известно, что, пораженный мудростью этого человека, Тимур даровал ему роскошный дом, подобный дворцу, в окрестностях Самарканда и пожаловал братству обширный вакф. Тамерлан восстановил город Ясы (Туркестан) и братство перенесло свой центр туда. Здесь под покровительством Тамерлана была возведена новая большая ханака и над могилой Ходжи Ахмада Йасави был возведен новый мавзолей, который находится в Туркестане и сегодня. Мавзолей начал строиться с 1389 года и был закончен уже после смерти великого завоевателя в 1405 году. Для возведения этого здания Тимур приказал доставить сюда лучших каменщиков из покоренного Исфагана и лучших мозаичников из Шираза. Тот факт, что Тамерлан лично курировал строительство мавзолея говорит много о том, какое внимание великий хромец уделял тарикату йасавийа. Имеются даже более поздние источники, говорящие о том, что под конец жизни Тимур отдалил учителей накшбандийа и признал себя мюридом шейха йасавийа.
Такое же отношение к тарикату было и у следующих амиров Тимуридской империи - эмира Шахруха и мирзы Улугбека. Два этих мудрых правителя понимали, какое значение этот тарикат имеет для тюркоязычного населения их государства и поэтому всячески поддерживали материально братство путем дарования больших вакфов. Мирза Улугбек позволял богословам, членам йасавийа, преподавать во многих основанных им медресе, а мюридам - проходить там обучение ( DeWeese, 2020, 180-189).
В целом период Тимуридов был благоприятным для Ясавии, но этот тарикат не имел исключительное положение в империи. Также как йасавийа, тимуриды поддерживали другие тарикаты Средней Азии: кубравийа, ‛ишкийа и накшабандийа. В итоге, все четыре братства были одинаково влиятельны, что привело в XVI веке к активной борьбе между ними.